Звонок разбудил Анну Михайловну в субботнее утро. На экране высветилась фотография дочери Лены.
– Мама, привет! У нас беда, – донесся до нее натянутый голос. – Этот проект на работе срочный, а с детьми... Саша в школу, двойняшки в садик, уроки, кружки, ужины... Няня уволилась, а новую мы не можем найти. Поможешь? Только на время, пока не определюсь! Ты же рядом...
Сердце Анны Михайловны сжалось. Лена. Ее единственная, всегда успешная дочь, сейчас выглядела растерянной. А внуки? Саша, серьезный десятилик, и озорные пятилетние двойняшки – Машка и Дашка. Как же можно отказать?
– Конечно, дорогая, – ответила она, стараясь звучать увереннее. – Я собираюсь.
Оглядываясь на свою небольшую однокомнатную квартиру, Анна Михайловна вспомнила, как здесь прошла ее молодость, как взрослела ее дочь.
Первые дни в просторной квартире Лены казались настоящим спасением. Она вставала в шесть, готовила завтраки для троих, собирала детей в школу и садик, пока Лена и зять Игорь уносились на работу. Затем – магазины, уборка, готовка, уроки с Сашей (алгебра!), купания двойняшек и сказки на ночь. Лена, приоритет создавая очереди, лишь мимоходом говорила: "Спасибо, мама, ты – настоящее чудо!" и падала в постель, усталая.
Однако "ненадолго" затянулось на три месяца. С каждым днем дух Анны Михайловны истощался все больше.
- Физически: спина сводила от бесконечного бега. Плечи ныли. Пятилетки могли вытворить что угодно, а в столе вечно находилась новость – кто-то что-то разлил!
- Морально: она чувствовала себя не бабушкой, а лишь прислугой, которая всегда под рукой. Ее советы о воспитании игнорировались, а попытки взять паузу встречались с паникой.
Переломный момент настал в пятницу. Двойняшки, разыгравшиеся в гостиной, устроили "войну подушками". В попытке их успокоить Анна Михайловна случайно уронила дорогую вазу, подарок Лены. В дверях появилась Лена, глядя на разбитое, не разрывая тишину.
– Мам! Как так?! – пыталась она сдерживать эмоции. – Я ведь просила быть осторожной с детьми!
Этот упрек стал последней каплей. Внутри Анны Михайловны неожиданно охватило спокойствие.
– Ты знаешь, я не просто нянька для твоих вещей, я твоя мама, – произнесла она. – Я устала быть прислугой.
Решение пришло мгновенно. Она собрала вещи и заявила о своем намерении вернуться домой, где сможет дышать полной грудью, а не существовать лишь для других.
Своего "хрущевки" ждала ее давно забытая тишина. Стены помнили все – от радости до слез, и теперь снова наполнялись ее дыханием.
Это было болезненно, но в этом решении скрывалось чувство облегчения – возвращение к себе.
